Cинько Валерий Иванович

Ваше отношение к войне на разных ее этапах? С какими чувствами шли на войну? С какими возвращались? Была ли вера в победу, в правоту своего дела? Как влияли на настроение людей победы и поражения?

Да, моё отношение к войне неоднозначно. Война позволила понять, кто есть кто очень быстро. Если в мирное время ты можешь с человеком быть длительное время и не понять его сущность, то на войне ситуации бывают разные и человек раскрывает быстро свои положительные и отрицательные стороны. На войне, я не о каких высших материях не думал. Да и чувств никаких не было. Только хотелось всегда, чтобы не было жертв и пропавших без вести. Ни о какой победе правоты того, что мы делали, и мысли не возникало и не было. Был приказ, и мы его выполняли. Мы военные. Чем меньше потерь, тем лучше мы выполнили приказ. Конечно, потери сказывались на настроении всего батальона. Но ребята держались.

Какие чувства вы испытывали в боевой обстановке?

На войне я не испытывал никогда никаких чувств, кроме голода. Почему-то всегда хотелось кушать. Но больше всего мне после боевых хотелось в бригаду. По указанию моего начальника к нашему возвращению всегда была готова баня, чай из трав, блинчики. И вот это прекрасное чувство после бани вдохнуть свежий вечерний воздух. Я не представляю, если бы у нас её не было. С баней снимался весь стресс. Комбат с зампотехом всегда помогали соляркой для парной. Да, спасибо им большое.

Что было самым страшным для вас на войне? Что запомнилось больше всего?

011Вы спрашиваете, было мне когда–нибуть страшно. Не боятся либо дураки либо вруны. Правда страшно становится потом, когда начинал осознавать, что могло бы быть, если бы допустил какую-либо ошибку. Ведь с Кабула в Кандагар я летел на «Черном тюльпане». В самолете стояли носилки с ребятами, обмотанные фольгой. Но страха у меня не было. Я был на вскрытиях и поэтому к покойникам относился спокойно. Но мысль о том, что на их месте мог оказаться и я, пришла ко мне уже гораздо позже.

Когда подбили БМП, на которой мы выдвигались на север Кандагара, и потом, когда пришлось ползти вдоль развалившегося дувала, когда бежали с маленького ущелья, боясь наступить на мину и во многих других случаях, я не осознавал, что мне страшно. А вот потом, когда появлялась свободная минута, вот тогда начинаешь понимать и становится страшно.

Тут еще вспомнил о страхе. Правда, не знаю можно ли это назвать страхом, а может это была жадность? Когда колонна выдвигалась к месту назначения для проведения операции, я всегда съедал свой суточный паек. Зам. комбата по ВДП Шемякин сказал, что я жадный и не хочу, в случае чего, отдать свой паек ему.

Ваше отношение к врагу: каким его видели, воспринимали? Какое значение в этой связи имели идеологические мотивы?

Какое моё отношение к афганским моджахедам? Нормальное. Противника никогда нельзя недооценивать. Но и бояться нельзя. А уважать афганцев надо. Они с английскими винтовками «Бур» 1913 года шли против хорошо вооруженной армии. А вот идеологически мы не были подготовлены. Информационная война для нас в тот период была чем-то новеньким. Вспомните, сколько муки мы везли в Афган в мешках по 50 кг. Обычные мешки без всяких рисунков, наклеек, надписей. Многие и не знали, что это наша - русская мука. А вот американская гуманитарная помощь была незначительная, но как она была разукрашена, и пакеты афганцы долго потом хранили. Может если бы мы были хорошо идеологически подготовлены, может, другое отношение было к нам, да и результат той войны тоже. Информационная война в Афганистане Советским Союзом была проиграна. Но, в то время, я об этом не думал. Есть приказ, и он должен быть выполнен.

Первый пленный, которого вы увидели? Ваши чувства, впечатления? Отношение к пленным вообще?

За весь период боевых действий в Афганистане в бою мы ни разу не брали пленных, но задерживали «духов», которые по отдельным признакам (потерто плечо от ремня автомата) могли быть причастны к «боевикам». Мы их обычно передавали в ХАД (афганская контрразведка). Дальнейшая их судьба нам была не известна. Но отдельные хадовцы говорили, что их отпускали. Каких-либо чувств, как положительных, так и отрицательных к афганским маджахедам у меня не было.

Что вы думаете о своих, попавших в плен к неприятелю? При каких обстоятельствах это происходило?

За период моего прохождения службы в батальоне ни один десантник не попал в плен. Наверно это и большая заслуга комбата Дунаева В.Н. и зам. комбата по ВДП Шемякина Д.Н. Тут наверно было бы неверно не отметить и других офицеров. Все офицеры и прапорщики переживали за своих подчиненных.

Но вот при освобождении – при выкупе одного бойца из г.Запорожья, Украина, я присутствовал. Мне пришлось принимать участие в его дальнейшей адаптации и прохождении медицинского обследования в госпитале. Я бы не пожелал ни кому пройти через то, что прошел он. Те ужасные воспоминания останутся с ним на всю жизнь. Попадают наши ребята в плен либо в бою, либо по своей глупости.

Мне однажды пришлось выехать в третий батальон в пустыне. Была информация, что возможно боец сдает информацию духам. Когда мы разобрались, то сами были удивлены бесшабашности бойца. По другому его действия не назовешь. Он стоял на блок посту, останавливал бурбухайку (автобус) с людьми, вытаскивал с гранаты цеку и заходил в него. Все сразу бросались в конец бурбухайки. А он давал водителю команду ехать. Через несколько километров на другом блок посту у него служил друг. И он ехал к нему в гости. Когда выходил, вставлял чеку обратно в гранату. Так он и мотался. Как эго духи не захватили его в плен, не знаю. Может они тоже восхищались его находчивостью и смелостью.

Ваше мнение о союзниках - ХАДовцах, Царандое, афганских военных?

Мне часто приходилось встречаться с начальником ХАД, но не по службе, а в бане. Мы в бане были, в чем мать родила, а он в нижнем белье. Как сказал нам начальник, ему по Корану нельзя перед нами быть голым, только перед женщинами.

Ни к ХАДу, ни к Царандою, ни к военным у нас доверия не было. Они боялись своих «духов» и поэтому, никогда честными с нами не были. Совместные операции очень редко были эффективны.

Отношения с местным населением?

А вот отношение к местному населению у меня было сочувственным. Они жили бедно, стремились на камнях или в пустыне вырастить свой урожай, который должен был прокормить их до следующего урожая. Иногда мне приходилось сглаживать отдельные шероховатости, которые возникали в ходе движения или на блоках. Наши бойцы не всегда вели себя корректно. Я всегда удивлялся, как это они узнавали на какой броне я нахожусь или что БТР сотрудника Особого отдела.

Что вы думаете о боевой технике (оружии) - своей и противника? Какие особенности партизанской войны? Чем было для вас личное оружие?

Что касается оружия, то нужно отдать должное духам. Повторюсь, батальон в ходе зачистки взял «Бур» 1913 года, который прекрасно стрелял. Пробивал «Бур» и каску и бронежилет. А ночью, от мушки на конце ствола до прорези, духи натягивали белую шерстяную нитку и стреляли по нашим десантникам. Автомат Калашникова – это самое лучшее в мире оружие. Я неоднократно в этом убеждался. Он и для меня стал очень близким «другом». Поэтому пистолет ПМ я даже не получал. Им застрелится и то трудно. Он уже отслужил свой срок и должен уйти в прошлое. Правда, в отдельных случаях мне приходилось автомат менять на гранату. Особенно при передвижении от одного объекта к другому.

Что касается автотехники, то наша карбюраторная техника задыхалась в горах, тем самым сдерживала продвижение колоны и подвергая остальную бронетехнику опасности, подставляя их под прицельный огонь духов.

А вот на счет партизанского ведения боевых действий, можно только восхищаться. Весь афганский народ нас не поддерживал. Кто-то из страха перед своими, кто-то из-за ненависти. Поэтому наши боевые операции были заранее проигранные. О том, что колонна выходит с места дислокации на боевые, духи знали заранее. И на всем протяжении духи её отслеживали. Связь у них была прекрасной. А в партизанской войне выиграть очень трудно.

Какие трудности были связаны с климатическими условиями, как их переносили?

Да, жара мучила всех. Хорошо, что у нас был душ и баня. Это помогало перенести жару. Я понимаю, что у десантников таких условий не было. Но жара приносила и большие проблемы. Гепатит, тиф и другие заболевания не щадили ни офицеров, ни прапорщиков ни срочников, косили всех, даже наш ДОК Барановский и тот подхватил гепатит (фото 127, батальон 1986 – 1988 ч.1).

Я лично из дома привез травы: ромашку, мяту, зверобой, и делал себе напиток из трав с аскорбиновой кислотой, это меня и спасло от многих болячек. Знаю, что бойцы пили чай из верблюжьей колючки, это тоже хороший антисептик и хорошо утоляет жажду. То есть каждый как мог, так и спасался от жары и её последствий. Конечно, было тяжело. Даже обезьянка Лизка и та в жару любила пить Си-Си.

Что вы думаете о роли боевого товарищества, взаимовыручки, о взаимоотношениях старших и младших? Вы теряли друзей на боевых?

Вы знаете Олег, я знаю, что такое боевое товарищество, взаимовыручка. Я срочную службу служил на флоте. Так вот за три года я понял, что такое товарищество. Это когда в любую минуту тебя подстрахует товарищ, который рядом. И не важно, сколько он прослужил, полгода или два с половиной. На флоте от тебя зависела жизнь не только твоя, но и всех кто с тобой рядом.

Но, я в батальоне был особистом. А он знает много, может не все может исправить, но…. Поэтому мне очень трудно об этом говорить. Разрешите Олег я не буду отвечать на этот вопрос. Пусть ребята сами вспомнят молодость, наверное, многие из них это помнят очень хорошо.

Конечно, хотелось бы верить, если время придет, то каждый из десантников, не зависимо от призыва, мог бы встать спиной к спине и не бояться держать круговую оборону. Я всегда был против деления на старших и младших, потому, что не всегда это кончалось добром. У нас были случаи ранения в спину.

Олег, вы затрагиваете очень сложный вопрос. Не надо мечтать о каких-то высоких материях. Все мы смертны и допускаем ошибки.

Что касается гибели друзей, то на одной из операций был убит командир танка. Молодой парень. Я его знал очень хорошо. Сказать, что он был другом нельзя, но мне было очень тяжело.

Какие были взаимоотношения между солдатами и офицерами?

У меня лично всегда были нормальные взаимоотношения со всеми военнослужащими. Это определялось моей работой. Я строил свои взаимоотношения в соответствии с рекомендациями Корнеги. В конце 70-х начале 80-х этот автор был очень популярен, но не «рекомендуем». Я никогда не забуду, как два брата Великсы накрыли меня своими телами, когда по мне стреляли. Наверно это и есть пример хорошего взаимоотношения между офицерами и десантниками.

Как снабжался батальон на войне?

Я даже затрудняюсь Олег что-либо сказать. Обеспечение продовольствием, боеприпасами и ГСМ вроде было нормальным. Но есть хотелось все равно. Баня всегда отапливалась соляркой. Мне кажется, на боевых операциях норма довольствия должна быть больше, да и в бригаде ребята все же недоедали. Это было видно потому, как они штурмовали после столовой магазин военторга.

Были ли вы суеверны? В какие приметы верили? Повлияло ли участие в войне на ваше отношение к религии? Если да, то, каким образом?

Олег, когда мне задают вопрос, верю ли я в бога, я отвечаю, что верю в летающие тарелки. А Библию и Коран они нам оставили как свод законов. То, что сейчас каждый толкует и Коран, и Библию, так как ему выгодно, неправильно. Сейчас этому много доказательств. Я изучал и Библию и Коран и хочу вам сказать, что они выдерживают одну линию. И главы со стихами и суры с аятами учат людей миру и борьбе со своими недостатками. Но большинство верующих, будь-то православный или мусульманин не знают ни Библию, ни Коран.

А вот приметы – это другое. Хотя я в них тоже не верю, но… Когда мы выходили на боевые, я никогда не брился. Когда меня спрашивали, почему я не бреюсь, то отвечал - в морге побреют.

Ну, а вторая примета, в которую я не верил. Но она сбылась – это «Крест» в Кушке, который установила царица Екатерина. На территории России она установила четыре креста: на юге, на западе, на севере, на востоке. На западе и на севере «Крест» уничтожили немцы во Вторую Мировую Войну. На востоке – японцы. Остался только в Кушке.

Так вот когда мы вышли в августе 1988 года в Кушку, начальник Особого отдела в г. Кушке организовал нам экскурсию. Экскурсоводом был он сам. Вот он и говорит, что есть примета, кто дотронется до «Креста» тот вернется опять сюда. Из сотрудников, которые вышли в Кушку, я больше всех был в Афганистане. Поэтому шансов вернуться у меня не было. И я дотронулся.

После Кушки я прибыл в г.Ташкент. В Особом отделе 40 армии меня одного тормознули и предложили вернуться в Кушку или в Афганистан. Я прекрасно понимал, что с Кушки вырваться домой шансов мало, поэтому и согласился снова в Афганистан. Поэтому, наверно, иногда надо верить в приметы.

Ваши минуты отдыха на войне? В каких условиях и сколько приходилось спать? Какие были развлечения?

Да, минута отдыха на войне…Я и сейчас вспоминаю те прекрасные минуты в бане, своих почтовых голубей, которых мне отдавали десантники после зачисток. Куриц. Прекрасное было время. Я много раз себя ловил на мысли, что на войне жить было гораздо легче. Четко знаешь, где враг, а где друг. Да и люди раскрываются на войне быстрей. А с хорошим человеком даже за чашкой с чаем отдыхаешь. Мне приходилось стоять на посту ночью на боевых. Водителю и оператору наводчику на двоих ночь делить очень тяжело. Так вот, какое прекрасное небо в Афганистане. За те несколько часов, которые я стоял на посту, столько звезд падающих насчитаешь. А небо все в звездах. Красота.

Как-то комбат Дунаев Валерий Николаевич мне сказал, что я как медведь, только сплю на боевых. Все же офицерам и прапорщикам было легче, чем рядовым десантникам. Мы могли поспать, что не скажешь про десантников. А вот один из случаев сна на боевых мне запомнился очень хорошо. Так, однажды мне пришлось спать на носилках в горах. Когда я проснулся, то не мог подняться. Мой бушлат примерз к носилкам.

У вас были ранения, контузии, болезни. Кто и где оказывал вам медицинскую помощь? Что запомнилось из010 госпитальной жизни?

От госпиталя у меня тяжелые воспоминания. Не многие в бригаде знали, где на территории госпиталя морг. Сам я не был ни ранен, ни контужен. Правда, один раз от взрыва у меня уши заложило. Но по службе мне часто приходилось быть в госпитале. Бедные наши медсестры, которые по первому зову бежали сдавать кровь раненым. Да и многое другое, но это уже не для широкого круга.

А вот из жизни в госпитале запомнился мне один визит к начальнику госпиталя. Он тогда меня угостил водочкой 70 градусов. Оказывается, для выгона бражки использовался аппарат для дисцилированной воды. Потом самогон пропускал через угольный очиститель, добавлял марганцовку, процеживал. Вот это был напиток.

Какие письма вы писали домой с войны? Какие письма получали из дома?

Письма я, конечно, писал и получал. Это было так прекрасно, когда они приходили. Письма всегда были добрыми и поддерживали меня. Особенно от родителей. Мать всегда переживала, чтобы не заболел, чтобы остался жив. Она постоянно ходила в церковь и ставила свечку иконе Деве Марии, чтобы она меня оберегала. Для мам всегда война – это горе. Гибнут их дети. Поэтому письма всегда были трогательными. Теплыми. Не только я, но и все ждали, когда почтальон принесет почту и верили, что обязательно им будет письмо.

О боевых операциях я никогда не писал, хотя отдельные десантники в своих письмах писали, что и в рукопашную с духами ходили и такими «рэмбами» были. Молодость.

Как вас встречали на Родине после войны? Какое было отношение к ветеранам? Какое отношение к ним сейчас?

Встретили после Афгана так, как будто ничего и не было. Была обычная командировка. Хотя у меня никогда эйфории не было. Ну и что, что я был в Афганистане. Правда, стал злее к несправедливости, нечистоплотности, воровству. Периодически об афганцах вспоминали, особенно перед выборами. Громов Б. перед первыми своими выборами на должность губернатора Московской области всем афганцам подарил по комплекту постельного белья. И все. В начале 2000 годов администрация нашего поселка присылала поздравительные открытки. К 25-летию вывода войск из Афганистана мне вновь пришла поздравительная открытка. Я от администрации ничего не жду. Мы там исполняли свой воинский долг. Плохо или хорошо, история рассудит. Ну а те, кто там не был, никогда нас не поймет. Забудут. Хорошо, что у нас есть сайт, который не даст забыть наш батальон, офицеров и прапорщиков, наши боевые операции, погибших ребят. Правда в этом году говорят, что нашим ребятам вручили медали по случаю вывода войск и вручили денежное вознаграждение. Это хороший симптом. Значить помнят.

Что такое война - лично для вас? Знакомо ли вам чувство "фронтовой ностальгии"? Мучают ли вас воспоминания, военные сны?

Лично для меня война – это жизнь. Да, жизнь. Мне было хорошо. Были прекрасные боевые товарищи. Были боевые выходы. Наверно вы правы, когда спрашивали про фронтовую ностальгию. Мне очень вернуться туда, хотелось встретиться с заместителем командира по воздушно-десантной подготовке ШемякинымД.Н., зампотехом Юрилининым В., доком Барановским, зам. комбата по тылу Литвин А., замполитом Барановым Женей и многими другими офицерами и прапорщиками, с которыми я делил все тяготы боевых действий.

Жизнь летит, нет уже комбата Дунаева В.Н. и многих других наших товарищей по батальону. Воспоминания об Афганистане у меня никто не отнимет, они умрут вместе со мной. Спасибо Олег, что вы не даете умереть нашим воспоминаниям вместе с нами. Ну, а сны мне не сняться. Наверно психологическая подготовка – это большое дело. Война – это стресс, и если вы оказались не подготовленными, то сны вам всегда будут напоминать об Афгане.

Как вы относитесь ко всему этому теперь, спустя столько лет? Как шел процесс переосмысления, переоценки прошлого?

Вот уже прошло 25 лет с момента вывода войск из Афганистана. Я выходил в Кушку и в Термез. Я видел то, что не видели и не знали другие. Но даже сейчас, если снова предложили прожить тот участок моей жизни, я бы не стал искать болячек и поводов, чтобы откосить от Афганистана, и прожил его также. Наверно не только я после Афгана стал опытней и мудрей, но и все наши ребята. Для переосмысления всего того, что происходило в те годы, у нас даже сейчас нет информации в полном объеме. А без этого правильные выводы сделать невозможно. Поэтому я не мучил себя переосмыслением, а тем более переоценкой прошлого. Вот только один пример. В 1987 году я прибыл в Кабул и заехал в Посольство СССР. Мне сказали, сколько на тот момент «Черный тюльпан» вывез наших ребят в Союз. Цифры что-то не бьют. Наверно надо сложить погибших на поле боя и умерших от ран в Кандагаре, Кабуле, Герате, Шанданте, Кундузе и в других местах? Для чего это нужно было, чтобы так уйти? При выходе из бригады в августе 1988 года мы разместились в пустыне и видели, как на рассвете духи начали обстрел бригады, как загорелся один из модулей. И мы не просто уходили, мы очень быстро уходили. Конечно, потерь удалось избежать. А вот у саперов без жертв не обошлось. Латыш – сапер погиб прощаясь с миной ловушкой. Как можно переосмысливать те жертвы, которые мы понесли. Они что, погибли зря? Можно ли их было избежать? Это другой вопрос.

Как повлияло участие в войне на вашу дальнейшую жизнь?

Cказать, что это не изменило мою дальнейшую жизнь нельзя. Я уже говорил, что стал злее, более принципиальным, правду говорю в глаза. А кому это нравится. Конечно, это и сказалось на моей дальнейшей службе и на семейной жизни тоже. Все что только можно пройти, я прошел. Но я не жалею. Если бы я начал новую жизнь, я бы прожил её также.


 

Горин Олег, август 2014 г.

{jcomments on}

 

70 ОМСБР